Новости
Экономист Борис Славин о бесплодном увлечении цифровизацией экономики. Цифровые технологии могут увеличивать неравенство. Например, благодаря им развилась низкоквалифицированная курьерская работа.
Последний месяц 2016 г. ознаменовался очередным всплеском интереса к информационно-коммуникационным технологиям. Президент 1 декабря в своем послании сказал: «Предлагаю запустить масштабную системную программу развития экономики нового технологического поколения, так называемой цифровой экономики». Через неделю, 8 декабря, председатель правительства дает поручения Минкомсвязи и другим ведомствам и организациям в срок до 11 мая 2017 г. разработать и утвердить программу «Цифровая экономика» с учетом планов развития Евразийского экономического союза (ЕАЭС). 26 декабря на заседании Высшего совета ЕАЭС Владимир Путин заявил, что «первоочередной задачей на ближайшую перспективу видится формирование единого цифрового пространства Евразийского экономического союза». По всей видимости, вопрос о цифровизации сотрудничества стран ЕАЭС был решен раньше.
Идея Путина о цифровой экономике попала на благодатную почву. В середине декабря сначала в аналитическом центре при правительстве, а потом и в московском представительстве Всемирного банка были собраны эксперты, перед которыми поставили вопросы определения цифровой экономики и принципов цифрового развития в России. Эти встречи готовились еще до послания президента – в рамках реализации инициативы Всемирного банка по подготовке отчета «Цифровая экономика: перспективы для России», объявленной еще в середине ноября на международном конгрессе Smart Russia 2016. Учитывая, что в 2016 г. Всемирный банк активно продвигал свой аналитический доклад «Цифровые дивиденды», может возникнуть ощущение, что именно Всемирный банк пролоббировал поручение Путина. И некоторая доля истины в этом ощущении есть. Еще в начале 2016 г. коллегия Евразийской экономической комиссии (ЕЭК) одобрила разработку концепции по формированию единого цифрового пространства в ЕАЭС, а уже в конце года ЕЭК заключила договор со Всемирным банком о проведении совместного научного исследования возможного экономического эффекта. Надо отдать должное министру по внутренним рынкам, информатизации и информационно-коммуникационным технологиям ЕЭК Карине Минасян, которая за год довела идею о цифровизации отношений между странами ЕАЭС до конкретного поручения Путина российскому правительству.
В общем цифровом ажиотаже проснулись и параллельные структуры. 13 декабря на сайте Совета безопасности России (СБ РФ) было опубликовано сообщение «о начале обсуждения проекта новой редакции Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации», которая в том числе посвящена и стратегии формирования цифровой экономики, причем аж до 2030 г.! Авторы проекта не побоялись дать свое уникальное определение цифровой экономики как «деятельности, в которой ключевыми факторами производства являются данные, представленные в цифровом виде...». Фактически СБ РФ свел всю цифровую экономику только к небольшой части ИКТ-отрасли, предоставляющей цифровые услуги. Впрочем, на обсуждение проекта СБ отвел всего две недели и быстро убрал ссылку на документ из информационного сообщения. Что будет дальше с этим проектом, трудно сказать.
Казалось бы, какая разница, в какой форме будут внедряться информационные технологии в России? Сегодня уже строится информационное общество, и вообще-то в 2020 г. оно должно быть построено. Всю первую половину 2016 г. обсуждался новый системный проект развития электронного правительства. Давно формируется и электронная демократия, которая пока, правда, ограничилась веб-камерами на участках для голосования на президентских выборах и сбором подписей на сайте «Российской общественной инициативы». Ничего страшного, если теперь будет введен в российский лексикон еще и термин «цифровая экономика», придуманный более 20 лет назад Доном Тапскоттом. Тем более что внятного определения цифровой экономики для России еще никто не дал, а у коллег из других стран формулировки все разные – так что и информационное общество, и электронное правительство, и электронную демократию можно посчитать частью цифровой экономики ради исполнения поручения президента, не особенно меняя существующие подходы. Некоторые эксперты уже предложили такую широкую трактовку, называя ее «новой парадигмой экономического развития».
Однако проблема не столько в формулировках и определении, сколько в существе вопроса. Собираясь всей мощью госаппарата строить цифровую экономику в конце второго десятилетия XXI в., Россия не просто в очередной раз опаздывает по сравнению с передовыми странами, но и начинает попятное движение в истории. Цифровая революция уже прошла, бизнес давно перешел на электронные формы взаимодействия, как со своими партнерами и клиентами, так и с собственными сотрудниками. То, что в России еще не развита система цифровых подписей, нет электронного взаимодействия между государством и бизнесом, между странами ЕАЭС, не интегрированы информационные системы ведомств – это проблемы того самого ветхого электронного государства, которое все никак не может созреть. Цифровая экономика здесь совершенно ни при чем, она уже существует, просто ее надо поддержать законодательно, признать полное равноправие электронных и бумажных носителей.
Интерес к цифровой экономике, разогретый поручением Путина, возродил множество дремучих мифов. Например, министр связи Николай Никифоров на международном семинаре все того же Всемирного банка заявил, что «развитие цифровой экономики повысит благосостояние миллионов граждан России». Цифровая экономика действительно повышает благосостояние граждан, но только тех, кто разрабатывает информационные технологии, и одновременно она лишает работы других граждан в результате автоматизации их деятельности. Такое положение вещей хорошо иллюстрирует банковский сектор. Внедрение систем самообслуживания через интернет ведет к массовому увольнению операционного персонала и сокращению офисов, недаром Сбербанк анонсировал сокращение в будущем своей филиальной сети. Внедрение технологий больших данных в систему скоринга, позволяющих путем анализа информации об активности человека в сети определять его кредитоспособность, делает и банковских кредитных менеджеров потенциальными жертвами автоматизации.
Еще один миф заключается в том, что цифровая экономика сама по себе признана сгладить неравенство между людьми – ведь информационные технологии дешевы и поэтому всем доступны. Опровержением этого мифа может служить эффект от развития электронной торговли в глобальной сети, приведший к резкому росту численности курьеров. До того как интернет стал широко использоваться для покупок, каждый человек сам исполнял роль курьера, доставляя себе товары. Цифровые технологии позволили выделить низкоквалифицированную курьерскую деятельность из процесса купли-продажи, передав сервис доставки менее успешным членам общества. То есть цифровые технологи вполне могут способствовать увеличению социального неравенства. Вообще говоря, технологии – это инструмент. Который может быть как полезен, так и вреден – в зависимости от того, кто и для чего его использует.
В том же декабре 2016 г., впервые после начала санкционного противостояния, в Москве, в отеле Ritz-Carlton, состоялось обсуждение влияния четвертой индустриальной революции, объединившей успехи цифровой экономики и роботизации. Если говорить о современных трендах, индустрия 4.0, интернет вещей и роботизация гораздо более актуальны сегодня для развитых стран. На закрытом от прессы ужине, на котором подводились итоги однодневного форума, большинство участников, представлявших крупный бизнес и экспертное сообщество, говорили о необходимости обращения внимания на человеческий фактор, на образование, на эффективное использование интеллектуального капитала. Под натиском экспертов вице-премьер российского правительства Аркадий Дворкович попытался отшутиться, сформулировав несколько законов сохранения, среди которых и закон сохранения рабочих мест (число новых и сокращенных рабочих мест не меняется), и закон сохранения капитала (сумма человеческого капитала и финансового сохраняется). Несмотря на шутливый характер формулировки законов, они имеют смысл, но только если относятся ко всей мировой экономике.
Новые рабочие места взамен сокращенных действительно появляются, но для жителей одних стран это высококвалифицированные места разработчиков новых технологий, а для жителей других странах – рабочие места в трудоемких производствах или рутинная работа на чужбине. И интеллектуальный капитал сохраняется: покупая товары в интернете, один человек освобождает время для роста своих интеллектуальных возможностей, но другой, потерявший работу, вынужден идти работать курьером в интернет-магазин или таксистом в Uber, теряя приобретенную в университете квалификацию. Цифровые технологии позволяют сократить время на коммуникации, ускорить все процессы экономической деятельности (именно так и надо давать определение цифровой экономике). Но что в результате ускорения этих процессов произойдет – расцвет или деградация экономики, – зависит как раз от вектора развития человеческого капитала.
В 2017 г. руководству России придется серьезно переосмыслить технологические инициативы, предпринятые ранее на государственном уровне. Это и деятельность Российской венчурной компании, и фонда «Сколково» (включая «Сколтех»), и «Роснано», и Национальной технологической инициативы. Прорывов в технологическом развитии вся эта деятельность не принесла. В современной экономике инициативы и даже финансовые ресурсы перестают играть роль, которую они играли ранее. На технологическом фронте выстреливают не те компании, которые имеют готовую инфраструктуру или вкладывают огромные ресурсы в инновации, а новички, которые смогли малыми средствами создать коллективы единомышленников и профессионалов. Инициативы, направленные на финансирование технологических проектов, как и инициативы по поддержке цифровой экономики, ничего, кроме рекламного шума, не создают. Необходимо формировать новую инновационную, ориентированную на коллективную деятельность среду, погружать в нее человека со школьной скамьи. Это невозможно сделать в рамках одного фонда, центра или ведомства, этим должны заниматься все уровни управления, все субъекты экономики, все регионы.
В эпоху четвертой индустриальной революции и цифровой трансформации экономики, когда стоимость товаров, услуг и информации стремительными темпами снижается, основным активом государств будет становиться человеческий капитал. Не человек вообще, а человек, обладающий компетенциями в области новых технологий, умеющий исследовать, умеющий внедрять новое, умеющий совершенствовать старое. И даже не человек, а группы людей, умеющие объединять и активизировать компетенции личностей в единый коллективный интеллект. Авторы доклада Всемирного банка «Цифровые дивиденды» отмечают, что эффект от использования цифровых технологий «оказался слабее ожидаемого и распределяется неравномерно <...> странам необходимо заниматься и «аналоговыми дополнениями»: совершенствовать законодательство, обеспечивающее конкуренцию между компаниями, приводить квалификацию работников в соответствие с требованиями новой экономики и обеспечивать подотчетность институтов». Положительный эффект от цифровых технологий напрямую связан с качеством организационных и человеческих ресурсов. Как бы не получилось так, что поднятая Всемирным банком цифровая волна смоет понимание того, что самый важный тренд в новой экономике – не цифровизация всего и вся, а повышение роли интеллектуальных компетенций человека.
Автор – научный руководитель факультета прикладной математики и ИТ Финансового университета при правительстве РФ.